Идея о сверхчеловеке По произведению Ф.Ницше «так говорил Заратустра. Российский государственный гуманитарный университет
1. Ницше «Так говорил Заратустра»
Роман «Так говорил Заратустра» построен вокруг трех центральных идей: идеи сверхчеловека, смерти Бога и Вечного возвращения.
Нынешний человек, со всеми его слабостями и устаревшими суждениями – это «нечто, что должно превзойти». Развитие возможно только в том случае, если признать всю ничтожность существующего сейчас уклада – господства толпы игнета навязанной морали. « Час великого презрения» - вот самое высокое, что могут пережить люди. При этом былое счастье должно стать отвратительным, так же, как былые разум идобродетель. «Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью», и именно в продвижении по нему Ницше видел главную цель человечества. Сверхчеловек может родиться только в борьбе, которая рассматривается как самоцель. «Вы говорите, что благая цель освящает даже войну? Я же говорю вам, что благо войны освящает всякую цель».
На пути к сверхчеловеку дух должен перенести три метаморфозы. Он должен превратиться в верблюда, из верблюда во льва, а изо льва в ребенка. Под верблюдом понимается выносливая личность, которая охотно взваливает на свои плечи тяжесть познания и, не теша своего высокомерия, становиться на колени, позволяя навьючить себя всеми трудностями. Верблюд не боится «опуститься в грязную воду, если это вода истины». В воле же льва – свобода. Он отвергает все «ты должен» и приветствует «я хочу».«Создавать новые ценности - этого не может еще лев; но создать себе свободу для нового созидания - это может сила льва». Дитя, наконец, есть новым начинанием,будущим созидателем,«святым словом утверждения».
Идея Бога рассматривается как вредоносная, ведь признавая Бога совершенным недостижимым идеалом, человек отдаляет себя от этого идеала. В страхе перед творцом он выберет послушание, а не созидание, что не сделает его ближе к сверхчеловеку. «Некогда говорили: Бог, - когда смотрели на дальние моря; но теперь учил я вас говорить: сверхчеловек». При этом Ницше призывал не гоняться за химерами и не думать, что мы сами сможем стать сверхлюдьми, мы – лишь фундамент, на котором он сможет в будущем выстроиться.
Из этого следует критика церкви и существующих добродетелей, которые построены на покорности и ожидании воздаяния: «Хотите получить плату за добродетель, небо за землю, вечность за ваше сегодня? И теперь негодуете вы на меня, ибо учу я, что нет воздаятеля?» Религия – это то, что необходимо слабым людям, но у сверхчеловека пропадает в ней всякая необходимость,он находится над предписанной свыше моралью и должен разрушить устаревшие скрижали.Если раньше религия могла быть полезной, то сейчас «Бог задохнулся от своего слишком большого сострадания». Его убило ничтожество человека, «самый безобразный человек». Он не мог существовать, видя «глубины и бездны человека, весь его скрытый позор и безобразие». То есть, пропагандируемые смирение, ненасилие и равенство теперь являются пагубными и препятствуют продвижению вперед. Новыми истинами должны стать воля к власти, мужество и непреклонность.
Идея Вечного возвращения означает возможность повторения всякого явления через непредсказуемое количество времени:«все идет, все возвращается; вечно вращается колесо бытия».Это значит, что и «маленький человек»,которого так презирал Ницше, тоже будет вечно возвращаться. Пусть эта идея и кажется на первый взглядужасающей, но высший смысл жизнь приобретает исключительно благодаря тому, что она вновь и вновь возвращается, налагая при этом колоссальную ответственность на человека. Последний должен суметь устроить ее таким образом, чтобы она оказалась достойна Вечного возвращения.
При этом исключается возможность другой жизни и признается лишь возвращение к тому, чем мы являемся в этой жизни. Вместо того, чтобы мечтать о загробном мире, надо осознать, какой силой обладает такой взгляд на вещи. В нем сокрыто великое мужество и принятие судьбы.
«Я приемлю тебя, жизнь, какова бы ты ни была: данная мне в вечности, ты претворяешься в радость и желание непрестанного возвращения твоего; ибо я люблю тебя, вечность, и благословенно кольцо колец, кольцо возвращения, обручившее меня с тобою»
Ф. Ницше «Так говорил Заратустра»
В основе произведения "Так говорил Заратустра" лежат две основные идеи философии Ницше - идея сверхчеловека и идея вечного возвращения. Суть идеи вечного возвращения заключается в том, что время в своем бесконечном течении в определенные периоды должно повторять одинаковое положение вещей. Таким образом, всякая надежда на утешение в будущем должна быть отвергнута, и никакая небесная жизнь нас не встретит. Идея же сверхчеловека - это идея надежды победы над трагичностью бытия.
В первой и второй частях произведения "Так говорил Заратустра" Ницше ярко выражает образ сверхчеловека, которого проповедует главный герой произведения - Заратустра.
Идею сверхчеловека Ницше раскрывает как идею самоопределения человека. "Человек есть нечто, что должно превзойти". На этом пути Ницше выделяет в каждом человеке дух верблюда, дух льва и дух ребенка. Свою задачу Ницше видит в том, чтобы призвать человека преодолеть в себе повиновение духа верблюда, с которым ассоциирует Ницше христианство. По мнению Ницше, христианство превращает человека в больного, стадного, домашнего и слабого.
Преодолеть это можно, по мнению Ницше лишь тогда, когда человек начнет осознавать, что все его формирование как человека протекало ранее без его понимания и участия.
С ранних лет обычный человек подчинен системе норм и ценностей, и лишь через осознание собственной несвободы он стремится пробудить в себе личную волю - волю к власти, волю к жизни, творческой и сознательной. Именно через это в человеке рождается дух и сила льва.
Провозглашенный Заратустрой тип высшего человека можно охарактеризовать следующими чертами:
- 1. Этот тип человека принадлежит аристократии. Для Ницше человек толпы никогда не станет сверхчеловеком.
- 2. Его ценностями выступает то "благородное", которое оказывается по ту сторону добра и зла (а, следовательно, - морали).
- 3. Для такого человека жизнь есть постоянная борьба, ибо он в сущности своей человек войны.
- 4. В противовес любви к ближнему утверждается любовь к дальнему.
- 5. Смысл деятельности не в бесконечном и бесцельном труде, а в труде творческом - созидании. При этом созидание невозможно без разрушения старых ценностей и добродетелей. Чтобы стать созидающим придется подвергнуться страданиям и многим превращениям.
- 6. В противовес состраданию утверждение эгоизма. Необходимо прислушиваться к собственной самости, чтобы именно она реализовалась в созидании. Добродетели должны проистекать только из нее самой и ни в коей мере не могут быть внешними, заданными извне только тогда в них проявится подлинная воля человека, его желания и инстинкты. Этика сострадания как этика альтруизма есть отречение от своих интересов, от себя, недоверие себе.
- 7. Высший тип человека признает такие добродетели, которые несут страдания и смерть. "Ты должен любить свои добродетели - ибо от них ты погибнешь". "Умри вовремя". "Глупец тот, кто остается жить. Необходимо постараться, чтобы жизнь закончилась быстрей". Стремящийся к сверхчеловеку не должен иметь удлиненную жизнь, не должен бесцельно волочить ее.
В третьей части своего произведения Ницше вводит значение вечного возвращения. В этой идеи он видит силу, отсеивающую слабых и усиливающую жизнеспособных. "Что падает, то следует подтолкнуть". Если человек позволит себе один раз слабость, то эти состояния слабости будут бесконечно повторяться в колесе вечного возвращения пока человек окончательно не падет.
ницше заратустра сверхчеловек возвращение
Для сильного человека идея вечного возвращения благотворна: преодолевая себя, человек все ближе и ближе будет приближаться к сверхчеловеку.
Ницше иллюстрирует фазы возвышения к сверхчеловеку образом взбирания в гору. Заратустра живет на горе, которая символизирует тем самым пик наивысшего накопления сил человека. Но дух тяжести давит на плечи всякого человека, кто желает взойти на этот пик, стремясь увлечь его вниз. Под духом тяжести Ницше понимает традиционную мораль, которая своим "долженствованием" сковывает человека, обращая его волю-к-власти обратно, внутрь его самого. Ницше изображает этот дух тяжести в образе карлика - маленького злобного, уродливого человечка. Такой вид принимает человек под давлением традиционной морали. Такой карлик скрывается в каждом из нас, сковывая наши движения, когда мы идем наверх.
Вершиной самоопределения человека является фаза ребенка. Ребенок есть символ игры, новых начинаний и иллюзии. Ведь когда ребенок играет, он пользуется в игре самообманом и тем самым свободно создает иллюзии, в которых отражает подлинную действительность, а не подражает ей. Ребенок есть свободное сознание действительности, и то, во что играет ребенок, есть сама действительность.
Заратустра представляет собой сверхчеловека, преодолевшего все эти три стадии, и сталкивается с пониманием того, что человека и сверхчеловека разделает такая же пропасть, какая разделяет животного и человека. "Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком", - говорит Заратустра.
Фридрих Ницше - один из самых противоречивых философов в мировой истории. Ни один из исследователей его философских произведений не в состоянии сформулировать, в какой из философско-идеологических парадигм следует их рассматривать. Ницше - не либерал, не социалист, не коммунист, не консерватор, не националист, не радикал. Ницше в полной мере - и не материалист, и не идеалист.
Несмотря на всю сложность и противоречивость произведения «Так говорил Заратустра», можно выявить его основные положения.
Во-первых, это нигилистическая философия. И хотя ряд исследователей называет Ницше «анархистом», он прежде всего нигилист. Правда, нигилист не в том значении, в каком принято воспринимать это слово: нигилизм Ницше - это переходное состояние, преодоление всего того отжившего и ветхого, что уже не нужно человечеству. В определённом смысле слова Ницше также антигуманист. Человек для него - лишь этап, ступень на пути от животного к Сверхчеловеку.
Во-вторых, Ницше - один из основоположников «философии жизни». Его произведения - это своеобразный гимн Жизни как явлению. Недаром Заратустра поёт ей свою песнь. Как ни парадоксально это прозвучит, ценности, воспеваемые философом, - это жизненные ценности, не приемлющие любое насилие.
Заратустра - это сам Ницше - философ так же яростно критикует современное ему европейское общество обывателей (автобиографичность книги проявляется даже в мелочах: например, Заратустре в произведении сорок лет, и примерно столько же было Ницше, когда он опубликовал произведение). Подчеркнём, что здесь взгляды Ницше во многом совпадают как со взглядами консерваторов, так и со взглядами марксистов и социалистов (антибуржуазный пафос). Для него нет ничего более жалкого и ничтожного, чем «последний человек» - житель выродившейся, «закатившейся» (по Шпенглеру) Европы, чьи дни уже сочтены.
Мораль для философа - это нечто закосневшее, отжившее. Её, как и человека, «должно преодолеть. Правда, Ницше критикует самодовольство человека, поскольку тот недостоин быть собой довольным. Сверхчеловек - совсем другое дело. Но для него и не будет вопроса - быть довольным или нет, он ни секунды не будет сомневаться в своей правоте.
В «Так говорил Заратустра» описывается, что должно произойти с человеческим духом в течение его жизни: он «становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребёнком становится лев». Будучи определённым предтечей символизма, Ницше, видимо, хочет этим сказать, что каждый человеческий дух для начала чем-то обременяет себя, затем - напротив, хочет от всего освободиться, а в конечном итоге приходит к детской непосредственности как «венцу творения» и новой жизни (поразительно, как эта идея совпадает с жизнью самого Ницше, последние свои годы пребывавшего в умственном забытьи).
Очень интересна оценка, которую мыслитель устами своего Заратустры, даёт феномену государства: оно является подменой понятий. Прежде всего, подмена общности людей через глубинные пласты культуры, подмена собой нации - кровного родства и единства. Однако он не ратует за свободу индивида, поскольку для современных нам ничтожных «последних людей» она не нужна, а Сверхчеловек и так будет свободен по определению.
Отчасти данная антигосударственная «проповедь» напоминает воззвания марксистов тех лет. Вернее - социалистов (в понимании Шпенглера и его труда «Пруссачество и социализм»).
Философ критикует «последних людей» современного ему европейского буржуазного общества. В главе книги под названием «О базарных мухах» он, вероятно, выражает своё негативное отношение к экономической основе нынешней европейской цивилизации («рыночная экономика»), безусловно, определяющей и сознание наших современников. «Скоморохами» и «комедиантами» он нарекает публичных политиков - ибо понятно, что их стезя - лицемерие, а реальная власть в государстве - не за ними. Не исключено также, что эти высказывания - о прессе, представителях журналистского сообщества.
Ему отвратителен мирок буржуа: «Я хожу среди этих людей и дивлюсь: они измельчали и всё ещё мельчают - и делает это их учение о счастье и добродетели». Вся отсталость и косность выродившейся Европы словно оттеняет грядущий приход Сверхчеловека, предваряя его.
Философ ненавидит бюрократический принцип правления государством, когда даже Президент государства говорит: «Я - лишь чиновник, и только!».
Глава «Об умаляющей добродетели» - своеобразный памфлет против «маленьких людей» как синонима пошлости, лицемерия, фальши и слабости. Может показаться, что здесь Ницше - антигуманен, в действительности Ницше борется не с человеком вообще, а именно с «маленькими людьми» - порочными и примитивными. «Маленькие люди» Ницше - это современные обыватели, мещанство.
В главе «О тарантулах» Ницше переоценивает ещё одну «ценность» современных демократий - ценность равенства. В этой главе философ рассуждает уже как консерватор - по его мнению, наиболее ярыми сторонниками равенства по определению являются те, кто в данный момент времени чем-то обделён. То есть им из собственной корысти выгодно «взять всё и поделить».
Ницше предупреждает читателя, подобно Ланселоту Шварца, что главное - это «убить Дракона в самом себе», иначе горячие проповедники равенства, придя к власти, установят гораздо большую диктатуру, чем прежний режим. Здесь Ницше воспроизводит один из постулатов-краеугольных камней консерватизма: принцип неравенства.
Эволюция в человеческой истории для него - несомненное благо перед Революцией, любые революционеры - бунтовщики, разрушители.
Философ считает, что толпа, захватившая власть, неизменно породит тирана, отсюда тирания - естественное следствие всякой плебейской демократии. Аристократия же - власть лучших, сонмом могущих управлять государством - залог здоровья и успеха любого государства и любого общества. Хотя современное дворянство, по мнению Ницше, выродилось, будущее дворянство должно быть принципиально иным, и смотреть оно будет не назад, а вперёд, в будущее. Ницше презирает ростовщический капитализм, ставший Новым Хозяином деградировавшей Европы.
Произведение «Так говорил Заратустра» некоторые исследователи наследия Ницше называют «пародией на Библию», и это относится не только к стилю, действительно напоминающему Евангелие.
Ницше не воспринимает христианство как веру (подлинная вера давно умерла в людях), он воспринимает его только как религию, институт несовершенного общества несовершенных людей. По Ницше, религия - это то, что необходимо слабым людям, но у сверхчеловека пропадёт в ней всякая необходимость.
Всё отношение Ницше к христианству заключается в одной фразе: «Бог мёртв; из-за сострадания своего к людям умер Бог». Не исключено, что этой фразой философ хотел сказать, что христианство своим «непротивлением злу насилием» само себя уничтожило. Более того, оказавшись «миной замедленного (двухтысячелетнего) действия», оно к ХХ веку фактически уничтожило и созданную им же европейскую цивилизацию.
Произведение «Так говорил Заратустра» аллегорично, и как следствие сложно воспринимается. Лучше понять завуалированные в тексте тезисы помогают работы философов о нем, а так же знакомство с биографией Ф.Ницше. Я бы не стала принимать «учение Заратустры» на веру, однако нахожу данные философские идеи интересными и глубокими, опередившими свое время и актуальными в настоящем.
Ницше поистине был таким же, как Заратустра в его книге: обличитель старого и провозвестник нового, яростный критик косного прошлого Европы и предтеча Нового Дня - будущего, которого он так жаждал. Все ценности быта, традиций, верований, политического устройства и вправду оказались переоценены философом - именно этим он внёс свой огромный вклад в развитие мировой общественной мысли
Его мысли и высказывания о государстве и человеке, несмотря на то, что Ницше невозможно отнести к представителям какой-либо конкретной идеологии, наиболее близки к идеям европейских «новых правых» - видных европейских мыслителей и деятелей второй половины ХХ века. Сильно влияние Ницше и на ряд политических философов довоенной Европы: Освальда Шпенглера, Меллера ван ден Брука, Эрнста Юнгера, Карла Шмитта, Эдгара Юлиуса Юнга и многих других.
"Так говорил Заратустра" - это, пожалуй, самое влиятельное и специфическое произведение Ницше - почти не поддается сколько-нибудь адекватным пересказу и изложению, если таковые должны быть краткими. Подзаголовок книги парадоксален: "Книга для всех и ни для кого". Имя "Заратустра" взято из восточных легенд и верований - с несомненной целью подчеркнуть отличие "жизненной мудрости", проповедуемой Заратустрой, от типично европейских норм, ценностей, догматов.
Завязка и стиль книги таковы. Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, он покинул родину и ушел в горы, десять лет наслаждаясь одиночеством. Но вот он пресытился своей мудростью, сердце его обратилось к солнцу за напутствием и благословением сойти вниз, к людям. Он спустился с гор и встретил старца, который в отшельничестве своем искал Бога. Старец сразу заметил: чист взор Заратустры, на лице его нет отвращения. Не оттого ли идет он так, словно танцует? Старец, узнав о намерении Заратустры идти к людям, уговаривает его остаться в лесу. Но Заратустра отвечает: "Я люблю людей". И расставаясь со святым старцем, думает: "Возможно ли это?! Этот святой старец в своем лесу еще не слыхал о том, что Бог умер!".
Общение Заратустры с людьми - это серия искусно нарисованных Ницше житейских картинок и рассказанных Заратустрой притч морального, психологического, философского содержания. Так, расставшись со старцем, Заратустра устремился в город, который был за лесом. Народ собрался на базарной площади, чтобы поглазеть на плясуна на канате. Перед представлением Заратустра обратился к народу с речью-проповедью, которая должна была "учить о сверхчеловеке". В чем, как оказалось, смысл этого поучения? Природа развивается от червя к человеку, "но многое в вас, - обращается Заратустра к слушателям, - осталось от червя. Когда-то были вы обезьянами, и даже теперь человек больше обезьяна, чем иная из обезьян". Близость человека к природному, животному миру несомненна. Человек - сын земли. "Будьте верны земле", - проповедует Заратустра и уточняет: "но разве я велю вам стать призраком или растением?" Верность земле означает только, что нельзя верить "неземным надеждам". Это намек на религию, что снова заставляет Заратустру повторить: "Бог умер".
Еще Кьеркегор бросил религии обвинение: "Христианский мир убил Христа". Почти те же слова Ницше вкладывает и в уста Заратустры, и одного из персонажей произведения "Веселая наука": "Где Бог? - воскликнул он. - Я скажу вам! Мы его убили - вы и я! Все мы убийцы!.. Бог умер! Бог мертв!" (Афоризм 125). Вера в христианского Бога, заключал Ницше, более не заслуживает доверия. Кьеркегор был человеком религиозным - он стремился обновить христианскую веру, возвратившись к ее евангельским первоистокам и отринув скомпрометировавшие себя позднейшие практику и учения церкви. Ницше, на первый взгляд, подходил к критике христианской религии и церкви решительнее и хладнокровнее. Но и его антихристианские настроения отмечены противоречиями и своего рода болезненным надрывом. Бунт против христианской веры и церкви давался этим интеллектуалам XIX в. ценой страданий, внутреннего душевного разлада. В "Заратустре" Ницше, кстати, замечает: "Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но БОГ умер, и вместе с ним умерли и эти хулители". А что же человек? В проповеди Заратустры высказаны самые резкие обвинения в адрес людей: "Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство собой?", "поистине человек - это грязный поток". Люди твердят о добродетели, справедливости, но для того чтобы действительно достигнуть их, человек "должен быть пламенем и углем", т.е. сверхчеловеком. "Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо бы привить вам? Смотрите, я учу вас о сверхчелрвеке; он - эта молния, он - это безумие". И пока Заратустра говорил так, толпа думала, что речь шла о канатном плясуне, и стала кричать, "чтобы его наконец-то показали. И все принялись смеяться над Заратустрой. Так начались речи Заратустры - речи-проповеди, речи-иносказания. О чем только ни говорил Заратустра!
Он рассказал о "трех превращениях духа": сначала дух сделался верблюдом, потом верблюд превратился во льва, а лев стал дитятей. Смысл этих символических превращений: сначала дух хочет испытать тяжесть своей ноши, хочет, чтобы его навьючили, подобно верблюду, и спешит в пустыню свою. Потом дух хочет обрести свободу и, подобно льву, стать господином. Однако дух-лев скоро понимает, что, наслаждаясь свободой, он не может стать духом-созидателем. Символ дитяти означает полное обновление духа, "начальное движение, священное утверждение".
О разных типах людей повествовал Заратустра - о тех, кто устремляется мыслью в потусторонние миры, о презирающих тело, о любящих войну. Он повествовал "о тысяче и одной цели": перевидев много стран и народов, Заратустра убедился, что доброе у одного народа у другого народа считается злым. Люди не понимают друг друга. Они твердят о любви к ближнему, но любят только самих себя. Многие парадоксальные жизненные устремления обсуждает Заратустра - одни цепляются за жизнь, другие постоянно одержимы мыслью о смерти. Ни одну установку Заратустра не отвергает с порога, находя в ней хоть что-нибудь жизненное и правдоподобное. Но всегда находится решение, соответствующее учению Заратустры, а значит, главным устремлениям сверхчеловека. И потому образ сверхчеловека постоянно уточняется и обретает новые краски.
Просмотров: 3199Категория:
О высшем человеке
Когда я в первый раз пришел к людям, величайшее безумие совершил я, безумие отшельника: я вышел на базарную площадь.
И поскольку говорил я ко всем, то не обращался ни к кому в отдельности. А вечером товарищами моими были канатный плясун и мертвец, да и сам я был почти что трупом.
Но с наступлением нового утра осенила меня новая истина: тогда научился я говорить: «Что мне до базара и черни, до шума толпы и ее длинных ушей»!
Вот чему научитесь у меня, высшие люди: на базаре никто не верит в высших людей. Хотите говорить перед ними, ну что ж, говорите! Но толпа вам бессмысленно моргает: «Мы все равны!».
«Эй, вы, высшие люди, — бессмысленно моргая, говорит чернь, — нет никаких высших, мы все равны, человек есть человек, и перед Богом мы все равны!»
Перед Богом! Но теперь этот Бог умер. А перед толпой мы не хотим быть равными со всеми прочими. О высшие люди, уходите с базара!
Перед Богом! Но теперь этот Бог умер! О высшие люди, этот Бог был вашей величайшей опасностью.
Только с тех пор, как лег он в могилу, вы воскресли. Только теперь наступает Великий Полдень, только теперь высший человек становится господином!
Понятно ли вам это слово, о братья мои? Вы испугались, ваше сердце закружилось? Не зияет ли здесь бездна для вас? Не лает ли на вас адский пес?
Ну что ж! Мужайтесь, высшие люди! Ныне впервые мечется в родовых муках гора человеческого будущего. Бог умер: ныне хотим мы, чтобы жил Сверхчеловек.
Самые заботливые вопрошают сегодня: «Как сохраниться человеку?». Но Заратустра, наипервейший и единственный из всех, спрашивает: «Как преодолеть человека?».
К Сверхчеловеку влечет меня сердце, он — первейшее и единственное мое, а не человек — не ближний и не бедный, не страждущий и не лучший.
О братья мои, если что и люблю я в человеке, так это то, что он — переход, закат и уничтожение. И в вас есть многое, что питает любовь мою и надежду.
Мне позволяет надеяться то, что исполнены вы презрения. Ибо способные на глубочайшее презрение способны и на великое почитание.
Достойно великого уважения то, что вы отчаялись. Ибо не научились вы покоряться, не научились мелочному благоразумию.
Ибо сегодня господствуют маленькие люди: они проповедуют смирение, скромность, прилежание, осмотрительность и прочие заповеди маленькой добродетели.
Все, что бабского и рабского рода, и особенно мешанина толпы: именно оно жаждет быть господином человеческой судьбы — о отвращение! Отвращение! Отвращение!
Они неустанно спрашивают: «Как лучше всего, дольше всего и приятнее всего сохраниться человеку?». И потому они господствуют сегодня.
Преодолейте их, этих господ нынешнего, этих маленьких людишек, — о братья мои! Это они — величайшая опасность для Сверхчеловека!
О высшие люди! Преодолейте ничтожные добродетели, маленькое благоразумие, мелочную осмотрительность, муравьиную суетливость, жалкое самодовольство, «счастье большинства»!
И чем подчиняться, уж лучше отчаивайтесь. И поистине, я люблю вас за то, что не умеете вы жить в настоящем, вы, высшие люди! Ибо так живете вы лучше всего!
Есть ли в вас мужество, о братья мои? Есть ли отвага? Не то мужество, у которого есть свидетели, но мужество отшельников и орлов, которое не видит ни один бог?
Тех, кто из породы ослов, а также слепых, пьяных и тех, чьи души холодны, не назову я мужественными. Но тех, кто, зная страх, побеждает его; кто смотрит в бездну, но смотрит с гордостью;
Кто видит бездну, но взглядом орла, кто хватает ее орлиными когтями: вот в ком есть мужество.
«Человек зол», — так говорили мне в утешение все мудрейшие. О, если бы и сегодня это еще было так! Ибо зло есть наилучшая сила в человеке.
«Человек должен становиться все лучше и злее», — так учу я. Для лучшего в Сверхчеловеке необходимо самое злое.
Пусть для того, кто проповедовал маленьким людям, было благом то, что пострадал он за них и понес на себе их грехи. Я же радуюсь великому греху, как своему великому утешению.
Впрочем, это сказано не для длинных ушей. Не каждое слово подобает всякому рылу. Это тонкие, далекие вещи: их не смеют попирать овцы копытами своими!
Высшие люди, уж не думаете ли вы, что пришел я исправлять дурное, сделанное вами?
Или устроить вам, страждущим, удобный ночлег? Или вам, скитальцам, блуждающим и сбившимся с пути, указать легкие тропинки?
Нет! Нет! Трижды нет! Надо, чтобы больше погибало вас и чтобы гибли самые лучшие, ибо должно становиться вам все хуже и хуже. Только так,
— только так вырастает человек до той высоты, где молния поражает его, до высоты, достаточно высокой для молнии!
К немногому, к продолжительному, к далекому стремятся мысль и тоска моя: что мне до вашей маленькой, короткой, многообразной нищеты!
Вы мало страдаете! Ибо страдаете за себя; вы еще не страдали за человека. Вы солжете, если станете утверждать обратное! Никто из вас не страдал еще за то, за что страдал я.
Мне недостаточно того, чтобы молния больше не вредила: не отвращать хочу я ее: она должна научиться работать на меня.
Давно уже, подобно туче, сгущается мудрость моя и становится все темнее и тише. Так поступает всякая мудрость, которая должна некогда породить молнию.
Не хочу я быть светом для людей нынешнего, не хочу называться у них светом. Я жажду ослепить их! Молния мудрости моей, выжги им глаза!
Не желайте ничего свыше сил своих: дурная лживость присуща тем, которые желают свыше своих сил.
Особенно когда жаждут они великого! Ибо возбуждают они недоверие к великому, эти ловкие фальшивомонетчики и комедианты:
— пока, наконец, не станут сами для себя фальшью, приукрашенной червоточиной, пока не прикроются сильными словами, показными добродетелями, блестящими подделками.
Будьте же осмотрительны, высшие люди! Ибо нет ныне для меня ничего драгоценнее и редкостнее правдивости.
Не принадлежит ли нынешнее толпе? Но толпа не знает, что есть великое, что — ничтожное, что такое прямота и правдивость: она невинно кривит душой и всегда лжет.
Будьте же исполнены ныне благого недоверия, о высшие люди, вы, отважные! Вы, чистосердечные! Держите в тайне убеждения ваши! Ибо настоящее принадлежит черни.
То, что чернь приняла когда-то на веру, без доводов и доказательств, не опровергнуть никакими доводами!
На базаре убеждают жестами. Тогда как доводы вызывают у толпы недоверие.
И когда побеждает там истина, исполнитесь благого недоверия и спросите себя: «Какое же это могущественное заблуждение боролось за нее?».
Остерегайтесь также ученых! Они ненавидят вас, ибо бесплодны! У них — холодные и высохшие глаза, для них все птицы — уже ощипаны.
Подобные им кичатся тем, что не лгут, но неспособность ко лжи отнюдь не то же самое, что любовь к истине. Остерегайтесь их!
Избавление от лихорадки — это еще не познание! Я не верю застывшим умам. Кто не умеет лгать, не знает, что такое истина.
Если хотите высоко подняться, пользуйтесь собственными ногами! Не позволяйте нести себя наверх, не садитесь на чужие спины и головы!
Я вижу, ты сел на коня? И быстро несешься вверх, к своей цели? Ну что ж, скачи, мой друг! Только знай, что хромота твоя скачет вместе с тобой!
Когда будешь ты у цели и спрыгнешь с коня своего: о высший человек, — именно там, на высоте своей, ты будешь спотыкаться!
О созидающие, о высшие люди! Только ради собственного ребенка претерпевают беременность свою.
Не слушайте же ничьих россказней, не позволяйте себя одурачивать! Ибо кто он — ближний ваш? И если затеяли вы что-либо «для ближнего», то созидаете вы все же не для него!
Забудьте об этом «для», вы, созидающие: ибо добродетель ваша требует, чтобы не было вам никакого дела до всех этих «для», «ради» и «потому что». Да не внемлет слух ваш всем этим лживым словам.
«Для ближнего» — это добродетель маленьких людей; у них говорят: «Свой своему поневоле брат» и «Рука руку моет». У них нет ни силы, ни права для вашего себялюбия!
О созидающие, в себялюбии вашем — осторожность и предусмотрительность беременной! Любовь ваша бережет, питает и защищает тот плод, которого еще никто не видел.
Там, где вся ваша любовь, там и вся добродетель ваша — в ребенке! Ваше призвание, ваша воля — вот ваш «ближний»: не позволяйте навязать себе ложных ценностей!
Вы — созидающие, высшие люди! Кому предстоит родить, тот болен; но кто родил, тот нечист.
Спросите у женщин: рожают не потому, что это доставляет удовольствие. Боль заставляет кудахтать поэтов и кур.
В вас много нечистого, созидающие. Итак, вам предстоит материнство.
Новорожденное дитя: о, как много новой грязи приходит с ним в мир! Посторонитесь! Тот, кто родил, должен омыть душу свою!
Не будьте добродетельны свыше своих сил! И не требуйте от себя ничего, что выходит за пределы вероятного!
Избегайте во всем рабски следовать отцам вашим, но идите протоптанными тропами, по которым уже ходила добродетель их! Иначе как подняться вам выше, если воля отцов ваших не поднимается вместе с вами?
Но будь внимателен тот, кто хочет быть первенцем, — как бы ему не сделаться последышем! И там, где проявляются пороки отцов ваших, нечего разыгрывать святых!
Если отцы ваши провели свою жизнь, охотясь на вепрей, устраивая кутежи и попойки в компании женщин, не будет ли безумием воздержание ваше?
Оно будет безумием! Напротив, я полагаю, что тот из вас, у кого есть одна, или две, или всего только три жены, достиг немалого по сравнению с отцом своим.
А если ты строишь монастыри и пишешь на воротах: «Путь к святости», я говорю: «К чему? Не новое ли это безумие?»
Для самого себя основал ты исправительный дом и убежище — ну что ж! На здоровье! Только не верю я этому.
Ибо в уединении растет то самое, что человек приносит в него: возрастает и скот, которого он носит внутри себя. Поэтому многим следует избегать уединения.
Было ли до сих пор на земле что-нибудь более грязное, чем пустынники? Не один только дьявол неистово кружил вокруг них — но и свиньи.
Часто видел я, как робкие, пристыженные, неловкие, словно тигр, которому не удался прыжок, прокрадывались вы стороной, о высшие люди! Ибо неудачно вы бросили игральные кости.
Не стоит огорчаться из-за этого! Вы не научились еще играть и смеяться над риском так, как должно! Не сидим ли мы всегда, так или иначе, за большим игральным столом, за которым так много смеются?
И если не удалось вам великое, значит ли это, что вы сами не удались? А если вы сами не удались, значит ли это, что не удался Человек? Но если не удался Человек: что ж! Вперед!
Чем благороднее, тем редкостнее. Вы, собравшиеся здесь высшие люди, разве не все вы не удались?
Пусть так — ну и что ж? Не падайте духом! Сколь многое еще возможно! Научитесь смеяться над собой, смеяться, как следует!
Нет ничего удивительного в том, что вы не удались или удались лишь наполовину, вы, полуразбитые! Разве не бьется, не мечется в вас человеческое будущее?
Вся глубина и даль, вся звездная высь и чудовищная сила человека: не поднимается ли все это пеной в котле вашем?
Нет ничего удивительного в том, что многие котлы разбиваются! Учитесь смеяться над собой, смеяться, как следует! Сколь многое еще возможно, о высшие люди!
И поистине, много того, что уже удалось! Как богата земля совершенством небольших, но прекрасных вещей, что, поистине, так хорошо удались!
Окружайте же себя этим совершенством, высшие люди! Его золотая зрелость исцеляет сердце. Все совершенное учит надеяться.
Какой из грехов, совершенных здесь, на земле, до сих пор остается самым тяжким? Не слова ли того, кто сказал: «Горе смеющимся!».
Неужели он не нашел на земле причин для смеха? Значит, он плохо искал. Их находит даже ребенок.
Мало любви было в нем, иначе он возлюбил бы и смеющихся! Но он ненавидел и поносил нас, предвещая нам плач и скрежет зубовный.
Следует ли тотчас проклинать, если не любишь? Для меня это — дурной вкус. Но именно так поступал он, этот нетерпимый. Он вышел из черни.
Мало в нем было любви — иначе бы он не гневался, что не любят его самого. Всякая великая любовь желает не любви, она жаждет большего.
Сторонитесь таких нетерпимых! Это порода больных и несчастных, это — чернь; кисло взирают они на жизнь, дурным глазом смотрят на землю.
Сторонитесь таких нетерпимых! У них тяжелые ноги и подавленные сердца: не умеют они плясать. Как же быть земле легкой для них!
Кривыми путями следуют все хорошие вещи к цели своей. Они выгибаются, словно кошки, мурлыкая от близости счастья своего: все хорошие вещи смеются.
Идет ли уже человек по своему пути, нет ли, — это выдает походка его: взгляните, как иду я! Ну, а тот, кто приближается к цели своей, тот танцует!
И поистине я не стал еще памятником и не сделался неподвижным, тупым, окаменевшим, как столб: я люблю быстро бегать.
Хотя есть на земле и трясины, и вязкая печаль, все равно тот, у кого легкие ноги, пробегает даже по илу и танцует на нем, как на расчищенном льду.
Братья мои, поднимайте сердца ваши все выше! Но не забывайте и про ноги! Выше, как лихие танцоры, вздымайте ноги свои, а еще лучше — стойте на голове!
Этот венец смеющегося, венец из роз, сам возложил я на себя и сам освятил смех свой. Больше никого не нашел я достаточно сильным для этого.
Заратустра — танцор, Заратустра — легок, он взмахивает крыльями и готов к полету, он зовет за собой всех птиц, проворный и блаженно легкий.
Заратустра пророк, Заратустра, вещающий истины смехом своим, терпеливый, терпимый, влюбленный в прыжки и авантюры, сам я возложил на себя этот венец!
Братья мои, поднимайте сердца ваши все выше! Не забывайте же и про ноги! Вы — лихие танцоры, так выше поднимайте ваши ноги, а еще лучше — встаньте на голову!
Бывают звери, тяжеловесные даже в счастье своем; есть неуклюжие от рождения. Так же забавно смотреть на их потуги и усилия, как на слона, что пытается стоять на голове.
Но лучше обезуметь от счастья, чем от неудач, лучше неуклюже танцевать, чем ходить прихрамывая. Учитесь же мудрости моей: даже у худшей вещи есть пара хороших обратных сторон,
— даже у худшей вещи достаточно крепкие ноги для пляски: научитесь же, высшие люди, стоять на собственных ногах!
Забудьте напевы скорби, забудьте уныние черни! О, какими унылыми ныне видятся мне все эти паяцы, веселящие толпу! Но все нынешнее принадлежит толпе.
Будьте подобны ветру, вырывающемуся из ущелий: под свист своей дудки готов он плясать, моря дрожат и мечутся под стопами его.
Хвала тому бравому, неукротимому духу, дающему крылья ослам, доящему львиц, духу, что ураганом приходит ко всему нынешнему и ко всякой черни,
— духу, который враждебен мудрствующему чертополоху, всем увядшим листьям и плевелам: хвала этому дикому, бодрому, свободному духу бури, который танцует по трясинам и унынию, словно по лугам!
Который ненавидит жалких дворняг простонародья и всякое отродье, неудавшееся и мрачное; хвала этому духу свободных умов, этой смеющейся буре, что засыпает пылью глаза тем, кто покрыт язвами и видит все в черном цвете!
О высшие люди, вот ваше худшее: вы не учились танцевать так, как должно, — так, чтобы в танце выйти за пределы свои! Что с того, если вы — не удались!
Сколь многое еще возможно! Так научитесь же в смехе выходить за пределы свои! Вы, лихие танцоры, выше и выше вздымайте сердца ваши! И не забывайте как следует посмеяться!
Этот венок смеющегося, этот венок из роз: вам я бросаю его, братья мои. Смех объявил я священным: о высшие люди, учитесь смеяться!
.......................................
Дополение
(о философе Ницше и его сверх-человечном Заратустре)
Ни один из родоначальников современной западной мысли не вызывал
столько споров и кривотолков, как Фридрих Ницше (1844-1900).
Сверхчеловек, воля к власти, Переоценка ценностей (с легкой руки Ницше
это выражение стало крылатой фразой), утверждение о том, что "Бог
умер", концепция Вечного Возвращения - почти все из идейного наследия
философа неоднократно подвергалось самым разнообразным интерпретациям,
зачастую искажающим самую суть его взглядов.
Знакомство с философской поэмой "Заратустра"позволит читателю
объективно и беспристрастно оценить выдающееся произведение одного из
самых оригинальных мыслителей.
...............................................................................
Copyright:
"Так говорил Заратустра" - это, пожалуй, самое влиятельное и специфическое произведение Ницше - почти не поддается сколько-нибудь адекватным пересказу и изложению, если таковые должны быть краткими. Подзаголовок книги парадоксален: "Книга для всех и ни для кого". Имя "Заратустра" взято из восточных легенд и верований - с несомненной целью подчеркнуть отличие "жизненной мудрости", проповедуемой Заратустрой, от типично европейских норм, ценностей, догматов.
Завязка и стиль книги таковы. Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, он покинул родину и ушел в горы, десять лет наслаждаясь одиночеством. Но вот он пресытился своей мудростью, сердце его обратилось к солнцу за напутствием и благословением сойти вниз, к людям. Он спустился с гор и встретил старца, который в отшельничестве своем искал Бога. Старец сразу заметил: чист взор Заратустры, на лице его нет отвращения. Не оттого ли идет он так, словно танцует? Старец, узнав о намерении Заратустры идти к людям, уговаривает его остаться в лесу. Но Заратустра отвечает: "Я люблю людей". И расставаясь со святым старцем, думает: "Возможно ли это?! Этот святой старец в своем лесу еще не слыхал о том, что Бог умер!".
Общение Заратустры с людьми - это серия искусно нарисованных Ницше житейских картинок и рассказанных Заратустрой притч морального, психологического, философского содержания. Так, расставшись со старцем, Заратустра устремился в город, который был за лесом. Народ собрался на базарной площади, чтобы поглазеть на плясуна на канате. Перед представлением Заратустра обратился к народу с речью-проповедью, которая должна была "учить о сверхчеловеке". В чем, как оказалось, смысл этого поучения? Природа развивается от червя к человеку, "но многое в вас, - обращается Заратустра к слушателям, - осталось от червя. Когда-то были вы обезьянами, и даже теперь человек больше обезьяна, чем иная из обезьян". Близость человека к природному, животному миру несомненна. Человек - сын земли. "Будьте верны земле", - проповедует Заратустра и уточняет: "но разве я велю вам стать призраком или растением?" Верность земле означает только, что нельзя верить "неземным надеждам". Это намек на религию, что снова заставляет Заратустру повторить: "Бог умер".
Еще Кьеркегор бросил религии обвинение: "Христианский мир убил Христа". Почти те же слова Ницше вкладывает и в уста Заратустры, и одного из персонажей произведения "Веселая наука": "Где Бог? - воскликнул он. - Я скажу вам! Мы его убили - вы и я! Все мы убийцы!.. Бог умер! Бог мертв!" (Афоризм 125). Вера в христианского Бога, заключал Ницше, более не заслуживает доверия. Кьеркегор был человеком религиозным - он стремился обновить христианскую веру, возвратившись к ее евангельским первоистокам и отринув скомпрометировавшие себя позднейшие практику и учения церкви. Ницше, на первый взгляд, подходил к критике христианской религии и церкви решительнее и хладнокровнее. Но и его антихристианские настроения отмечены противоречиями и своего рода болезненным надрывом. Бунт против христианской веры и церкви давался этим интеллектуалам XIX в. ценой страданий, внутреннего душевного разлада. В "Заратустре" Ницше, кстати, замечает: "Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но БОГ умер, и вместе с ним умерли и эти хулители". А что же человек? В проповеди Заратустры высказаны самые резкие обвинения в адрес людей: "Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство собой?", "поистине человек - это грязный поток". Люди твердят о добродетели, справедливости, но для того чтобы действительно достигнуть их, человек "должен быть пламенем и углем", т.е. сверхчеловеком. "Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо бы привить вам? Смотрите, я учу вас о сверхчелрвеке; он - эта молния, он - это безумие". И пока Заратустра говорил так, толпа думала, что речь шла о канатном плясуне, и стала кричать, "чтобы его наконец-то показали. И все принялись смеяться над Заратустрой. Так начались речи Заратустры - речи-проповеди, речи-иносказания. О чем только ни говорил Заратустра!
Он рассказал о "трех превращениях духа": сначала дух сделался верблюдом, потом верблюд превратился во льва, а лев стал дитятей. Смысл этих символических превращений: сначала дух хочет испытать тяжесть своей ноши, хочет, чтобы его навьючили, подобно верблюду, и спешит в пустыню свою. Потом дух хочет обрести свободу и, подобно льву, стать господином. Однако дух-лев скоро понимает, что, наслаждаясь свободой, он не может стать духом-созидателем. Символ дитяти означает полное обновление духа, "начальное движение, священное утверждение".